В ноябре 2022 года 16-летнего Олега Добрыднёва из Костюковичей задержали по делу закрытого телеграм-чата «Саюза Беларускага Нацыянальнага Шчыта». Власти признали его экстремистским формированием. В итоге подростка приговорили к 3,5 года лишения свободы. Из них два месяца он провел в воспитательной колонии № 2 в Бобруйске, где содержатся несовершеннолетние заключенные. Об условиях и отношении к политзаключенным в «детской» колонии Олег рассказал «Зеркалу».
«У тебя очки, очко и тапочки»
В воспитательную колонию № 2 Олег попал в ноябре 2023-го, после того как год просидел в СИЗО. Несмотря на то, что ему уже исполнилось 18. Но поскольку на момент вынесения приговора и апелляции он был еще несовершеннолетним, то суд решил отправить его в «детскую» колонию. Как оказалось, возраст для этой колонии — понятие условное.
— По решению начальника там ты можешь остаться до 21 года. А если ты «активист», который избивает людей и ходит под администрацией, то можешь быть там и дольше. Самому старшему из таких при мне было 24 года, — объясняет Олег. — Эти же «активисты», по сути, и есть настоящая власть в колонии. Это реальные уголовники, «политических» среди них, конечно, нет. Формально они завхозы, но администрация полностью отдает им все на откуп. Они избивают людей, решают, кого наказать. А сами сотрудники администрации в это время своими делами занимаются: в спортзал ходят, чаи гоняют.
Еще находясь в СИЗО, Олег ожидал, что в воспитательной колонии условия будут достаточно мягкими. Но эти иллюзии развеялись в первые же минуты по прибытии.
— Как только приехал и начали нас оформлять, ко мне подошел один из воспитателей. Я сортировал свои вещи, и он сказал: «Если будешь медлить, тебя сейчас заведет завхоз карантина и отп***ит», — вспоминает парень. — Я физически не мог быстрее, и меня действительно завхоз завел за угол, в душевую кабинку, и начал со всей силы бить в живот. Такими были мои первые пять минут в «детской» колонии. Когда меня после этого распределяли, воспитатели спросили: «Хочешь остаться?» Я говорю: «Да». А они: «Ну, тут не все могут сидеть, надо как-то договариваться». И начинают показывать рукой жест с намеком на деньги. Говорю, что у меня ничего нет. Они: «У твоих же родителей, наверное, что-то есть». Я тогда в шутку снял очки и положил на стол. Они засмеялись: «У тебя очки, очко и тапочки. Все, иди».
«Если буду говорить что-то политическое, он будет меня избивать»
Олег говорит, что на момент его приезда в «детской» колонии находилось около десяти политических заключенных. Общее же количество их, по словам парня, было 167 человек. Как и во «взрослых» учреждениях, одежду «политических» помечали желтыми бирками. С ними отдельно проводили идеологические мероприятия: по воскресеньям показывали новости по госТВ.
— Когда я заселялся в отряд, меня вызвал «активист» и сказал, что если я буду говорить что-то политическое, то он будет меня избивать. Отношение было предвзятым с самого начала. Мне сразу сказали: «Ты здесь не задержишься», — рассказывает парень.
Другие заключенные рассказывали Олегу, что еще до его приезда в колонию приезжала комиссия с прокурорами и предлагала «политическим» писать прошения о помиловании.
— Это было в основном для брестской молодежи, которую судили по «хороводному делу». В итоге все написали, а помиловали только одного. Остальных просто обманули, — говорит Олег. — Был и другой случай: одного «политического» постоянно избивали и оскорбляли «активисты». В какой-то момент он не выдержал и бросился на них со стулом. В итоге администрация дала ему все возможные профучеты, в том числе и красную бирку как склонному к побегу.
По словам парня, власть так называемых активистов в колонии была практически безграничной. Они не только выполняли поручения администрации, но и сами устанавливали порядки, пользуясь безнаказанностью.
— Они забирали у других осужденных продукты из передач, сигареты. Когда мне пришла передача, сразу сказали: «Нам нужна палка колбасы». У меня было три, две забрали. Выхода не было, — вспоминает он. — Если ты не отдашь, будут большие проблемы.
Самым частым явлением были избиения. Олег говорит, что его самого могли бить до трех раз в день.
— Били за то, что посмотрел, как они бьют другого, или случайно сказал что-то об «активистах». Били ногами, руками, деревянным плинтусом. Могли избивать по полчаса. Это было нормально, к сожалению. Если пожалуешься администрации, они придут, соберут весь отряд и при всех спросят у «активиста»: «Ты что, его избивал?» Тот, конечно, скажет «нет». А тебе потом еще раз «прилетит», — рассказывает парень.
Под конец срока в воспитательной колонии молодой человек был так сильно избит, что его не хотели принимать на этап во «взрослую» колонию.
— Когда забирал конвой, на мне было с десяток синяков и гематом. Стало страшно, что меня не переведут, потому что так и сказали: «Слишком много синяков, может, мы тебя оставим». Я очень испугался. Думал, сейчас все закончится, а мне говорят, что из-за синяков меня не заберут, — описывает собеседник.
«Эта работа никогда не кончается»
Формально в воспитательной колонии, как и во «взрослой», есть дополнительные способы наказаний. Но вместо штрафного изолятора (ШИЗО) здесь дисциплинарный (ДИЗО). Также заключенных могут помещать в карцер. Однако, по словам Олега, на практике эти наказания почти не применяют, чтобы не портить имидж учреждения. Зато существует другой, не менее суровый вид наказания — «постой».
— «Постой» — это такой вид наказания, когда ты тяжело работаешь. Это полноценный рабский труд. Ты на нем и худеешь, и страдаешь, — объясняет Олег. — Отправить туда могут за любой «косяк», минимум на неделю.
Сам Олег провел на «постое» целый месяц в декабре. Говорит, что с утра до вечера по 15 часов убирал снег.
— Сначала его с огромной территории свозишь в одну кучу, а потом кучу разносишь обратно по всему стадиону, чтобы было ровненько. И это никогда не кончается. Работаешь на большом морозе, а у тебя только форменная одежда, которая вообще не греет. Другие заключенные рассказывали, что летом под солнцем люди стоят с ножницами и режут травку. Перерыв только в обед, минут на десять, — описывает собеседник. — Я тогда сильно заболел. Была температура, ангина, я кашлял, говорить не мог. Но на медчасть не кладут, пока не наберется хотя бы пять человек с такими же симптомами. До этого просто дают таблетки. Администрация понимает, что ты болеешь, но говорит: «Веди себя хорошо, недельку отстоишь». А ты харкаешься уже чуть ли не кровью.
В колонии есть школа и колледж, но сам Олег там не учился, так как на момент прибытия уже был со средним образованием. По его словам, учеба для несовершеннолетних обязательна, но и она превращается в инструмент давления.
— Образование там как бы добровольное, но за плохие оценки — двойки, тройки, даже четверки — «активисты» могут избить. После школы тебя просто отводят на территорию отряда и применяют телесные наказания, — рассказывает экс-политзаключенный.
Свидания и передачи в «детской» колонии — тоже отдельный способ давления на заключенных. За все время пребывания там у Олега было только одно краткосрочное свидание с родителями, во время которого ему даже не разрешили взять положенные по закону два килограмма продуктов.
«Ты читаешь книгу, в которой пропагандируют европейские ценности и педерастию»
27 декабря 2023 года Олега перевели во «взрослую» исправительную колонию № 2, которая находится в том же Бобруйске. По его словам, порядки там отличались: не было беспредела «активистов», но существовала «очень жесткая власть оперов».
— Когда я приехал на карантин, меня на второй день посадили в карцер на 15 суток. Просто за то, что я общался с другими «политическими», — говорит Олег. — А когда уже попал в отряд, меня снова отправили туда, но уже на 20 суток. За то, что я нашел в библиотеке книгу Кастуся Тарасова «Пагоня на Грунвальд». Там на одной из страниц была цитата: «От реки Вилии была литовская Русь, и жили там литвины». Меня вызвал начальник колонии Евгений Бубич и сказал: «Ты читаешь книгу, в которой пропагандируют европейские ценности и педерастию». Я возразил, что это историческая книга. В итоге меня посадили в карцер. После этого все книги для «политических» начали помечать желтым, а мне лично оперативник запретил выдавать историческую литературу.
Олег Добрыднёв освободился 26 июня 2024 года. Сразу после выхода он поступил в Беларусскую государственную сельскохозяйственную академию в Горках. Однако проучившись меньше месяца, парень решил срочно уезжать из страны.
— Когда я освобождался, в администрации мне намекнули, что возникнут проблемы, что жизни здесь не будет. Говорили: «Ты живешь на границе с Россией, лучше уезжай туда, там хоть работу найдешь», — рассказывает Олег. — Уже после освобождения ко мне приезжали из КГБ, угрожали фабрикацией нового уголовного дела, если я кого-нибудь не сдам. Я плакал, ничего не сказал. Слава богу, больше не приезжали. Я понял, что оставаться небезопасно.
С помощью BYSOL Олегу удалось эвакуироваться из Беларуси. Сейчас он живет в варшавском шелтере для бывших политзаключенных. В планах у парня — найти работу, снять комнату и поступить в университет по программе Калиновского на политологию.
— Мне помогли с эвакуацией, сейчас помогают с документами. Есть несколько вариантов с жильем, надеюсь, скоро получится снять комнату на полгода или год. И буду пробовать трудоустроиться. В Беларуси я уже не видел для себя будущего, — заключает парень.
